Настоящий, – перевел Симай.
Пан Тадеуш налил еще рома в толстые синеватого стекла рюмки.
– Странные вы гости, – сказал.– Одежда, автомобиль этот ваш чудной, польского не знаете. И по-русски тоже как-то необычно говорите. Вроде и без акцента, а… – он покачал головой. – Издалека, наверное?
– Москва, – пожал плечами Сыскарь.
– Надо же. Никогда бы не сказал. Хотя… – он прищурился. – Скороговорка ваша, аканье… да, похоже. И все равно странно. Я бывал в Москве.
– Поверьте, пан Тадеуш, – сказала Ирина. – Мы бы и рады удовлетворить ваше любопытство, но не можем. Это не наша тайна.
– Леслав вам поведает, когда выздоровеет, – сказал Сыскарь. – Я уверен.
– Что ж, – вздохнул пан Тадеуш. – Настаивать не смею. Поведает так поведает. Еще чаю?
– Спасибо, нет, – Сыскарь, как будто делал так всю жизнь, перевернул чашку на блюдце вверх дном. – Нам бы поспать чуток. Завтра трудный день.
– Конечно, – пан Тадеуш поднялся. – Пойдемте, покажу ваши комнаты…
Когда живешь на свете три с лишним тысячи лет, вырабатываются качества и умения, которые обычный смертный называет не иначе, как сверхъестественные. Хотя, если разобраться, ничего сверхъестественного в них нет. Просто умудренный гигантским опытом мозг учится считывать и анализировать из окружающего пространства столь незначительные информационные следы, которые мозг обычный вообще не замечает. А они есть.
Вот и сейчас. Он знал, что операция Журбы и его людей с оглушительным треском провалилась уже в тот момент, когда изрядно поживший на свете и исколесивший не одну тысячу километров русских дорог «форд» Сыскаря со товарищи тараном проложил себе путь на улице Славянского Братства и вырвался из засады.
А может, и раньше, когда, охваченная холодным бешенством Ирина, полосовала острым ножом куртку и майку некой Елены в квартире на втором этаже трехэтажного дома на улице Парковой.
Или даже в ту минуту, когда Журба явился к нему и с невозмутимой уверенностью доложил, что все готово.Однако готовность к действию еще не означает успех оного.
Хорошо, сказал он себе. Если так, почему ты доверил Журбе это дело, почему не нашел других – тех, кто справился бы со стопроцентной гарантией? Благо, и денег и связей у тебя для этого более чем достаточно.
Потому что Журба мне надоел, последовал честный ответ. И давно. Но все не было случая его наказать, а тут – вот он, пожалуйста.
Так ты жесток?
Несомненно. Но только в силу необходимости. Журба ведь не просто надоел. Рано или поздно он бы предал. И скорее рано, чем поздно, это уже было видно по его глазам. А предателей я убиваю всегда. И лучше убить до того, как совершится предательство. Меньше издержек. Что до этих троих, которых упустил Журба, то еще, как говорится, не вечер. Хотя за окном и глубокая ночь. К тому же поиграть – это всегда бодрит. И чем рискованней игра, тем веселее.
Зазвонил телефон.
Павел Андреевич протянул руку, взял со стола плоскую черную коробочку, с отвращением ткнул пальцем в светящийся разноцветным экран, поднес телефон к уху.
– Кожевников на связи.
– Это Журба, Павел Андреевич.
– Я слушаю тебя, – ласково сказал он.
– Мне трудно об этом говорить, Павел Андреевич, но они ускользнули.
– Что значит ускользнули? Ты хочешь сказать, что вы их упустили?!
– Можно сказать и так.
– Не можно, а нужно.
– Павел Андреевич, это непостижимое стечение обстоятельств, поверьте. Они ушли каким-то чудом.
– Непостижимое? Надо же, слова какие тебе известны. Ладно, ты где сейчас?
– На выезде из города. Рядом с лесом Горькая Вода.
– Так они в лес ушли, что ли?
– Ну… – в голосе Журбы слышались неуверенные и даже растерянные нотки. – Я же говорю, какая-то мистическая история. Не зря люди про этот лес всякое рассказывают. Раньше не верил, а теперь… Они в лес на машине въехали. И эта машина вместе с ними исчезла. А там ведь дорог нет асфальтированных. И не асфальтированных тоже. То есть, не в этой части леса. Только тропа. Пусть и довольно широкая, но тропа. Вот они сначала по этой тропе, а потом… Мы следы нашли. От колес. И следы эти обрываются прямо на поляне. Там поляна есть такая, с двумя дубами по краям. Так вот, точно между дубами этими следы и обрываются, – он умолк.
– Что значит – обрываются? – спросил Павел Андреевич. Он прекрасно знал, что это значит, но следовало поддерживать разговор в определенном русле.
– Даже не знаю, как сказать…
– Говори, как есть. И перестань мямлить уже! Что с тобой?
– Слушаюсь, – голос Журбы немного окреп. – Прошу прощения. Это похоже на то, как будто машина взлетела или растворилась в воздухе. Никогда ничего подобного не видел. Хотя видел я всякое. Чертовщина самая натуральная, иначе не скажешь.
«Никакой чертовщины, – подумал Кожевников, – но тебе об этом знать совершенно не обязательно».
– Понятно, – сказал в трубку. – Сколько с тобой человек?
– Пятеро, включая меня.
– Все участвовали в погоне и видели эти следы?
– Да.
– Возвращайтесь. Мне нужен подробный доклад и показания всех твоих шлимазлов.
– Может, завтра с утра, Павел Андреевич?
Ого, неужто почуял что-то?
– А что так? – вкрадчиво осведомился он. – Устал, что ли?
– Никак нет. Просто… утро вечера мудренее, как говорят.
– Говорят, в Москве кур доят, а коровы яйца несут, – вспомнил он старую поговорку. – Ничего, это ненадолго, потом по домам поедете. Все, жду вас через двадцать минут.
Он отключился, положил трубку на стол, посмотрел на часы и громко сказал:
– Войдите!
Двери распахнулись и в кабинет вошли шестеро. Пятеро мужчин-вампиров (разного возраста, но выглядящие почти одинаково) и девушка. Почти девочка. Новообращенная Богдана. Вошли, расселись вокруг стола, выжидательно глядя на него яркими разноцветными глазами, в которых плавал отраженный электрический свет люстры.
– Здравствуйте, партнеры, – сказал он. – Как настроение?
– И ты здравствуй, партнер. Не радужное, – сказал тот, кого звали Виктором, старший в этой жутковатой команде. Впрочем, жутковатой для кого угодно, но только не для Кожевникова. Он давно привык.
– Здравствуйте, дядя Паша, – сказала Богдана. Улыбнулась, блеснув клыками, и быстро, по-змеиному, облизнулась. – У меня – отличное!
– Ни о чем не жалеешь? – улыбнулся
